Жорж Сёра. Эпизоды из жизни: Разногласия с Гогеном.

Жорж Сёра

Эпизоды из жизни:
Разногласия с Гогеном

Жорж Сёра: коллекция

Жорж Сёра в музеях

Жорж Сёра: биография

Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33

Открытие своей выставки на улице Лаффит дивизионисты решили отметить праздничным ужином в Бельвиле. К Сёра, Синьяку, отцу и сыну Писсарро присоединились Гоген и Гийомен; приглашены были и несколько литераторов, в том числе Гюстав Кан. Группа друзей отправилась туда на империале омнибуса со сквера дез-Ар-э-Метье. Ужин был организован в саду одного из ресторанов, под гирляндами, развешенными между деревьями и освещёнными фонариками. Это был воскресный вечер, ещё наполненный дневной жарой. Мимо проходили, обнявшись, парочки. Светлые платья девушек образовывали яркие пятна в темноте. Из ближайших кабачков доносилась музыка. Это бы момент всеобщей расслабленности. Но могли ли художники забыть о своих обязанностях? Гоген, слегка озадаченный шумихой вокруг дивизионизма, размышлял над тем, что же такое «маленькая точка». Его собственный путь был другим, он это чувствовал, хотя окаменелость персонажей «Гранд-Жатт», ощущение остановленного времени, которое возникало перед полотнами Сёра, не могли не совпадать с некоторыми его навязчивыми идеями. Впрочем, он передал Сёра текст одного турецкого поэта, умершего в начале века, Вехби Мохамед Зунбул-заде, представляющий собой ряд советов живописного порядка, который обоим мог дать богатую пищу для размышлений. Во всяком случае, Сёра поспешил снять копию с трактата — «текста Гогена», как он говорил, — и даже отметил в нём некоторые пассажи:
«Ищите гармонию, а не противопоставление, согласие, а не столкновение…
Пусть всё у вас дышит спокойствием и душевным покоем.
Избегайте также поз в движении. Каждый из ваших персонажей должен пребывать в статическом состоянии.
Изображая казнь Окрая, Умра не поднял саблю палача, не придал Кла-Хамуду угрожающего жеста, не исказил конвульсиями образ матери мученика; на лбу сидящего на своём троне султана морщины гнева, палач смотрит на Окрая, как на жертву, внушающую ему жалость, безутешное горе матери, опирающейся на столб, выражено тем, что её оставляют силы и её тело оседает вниз.
Таким образом, можно провести целый час перед этой сценой, которая более трагична в своём спокойствии, чем та, где неестественные позы заставили бы зрителя уже через минуту презрительно улыбнуться.
Работайте над силуэтом каждого предмета; чистота контура — это достояние руки, отнять которое не может никакое колебание воли» (Здесь мы воспроизводим текст в том виде, в каком он был опубликован мадам Жинетт Кашен-Синьяк («Леттр франсэз», 7 января 1954 г.; он слегка отличается от варианта, воспроизведённого Гогеном в «До и после». Именно там мадам Жинетт Кашен-Синьяк установила авторство этого текста).

Как и Гийомен, Гоген намеревался примкнуть к дивизионистам на следующей выставке независимых, о которой уже начали говорить; она должна была открыться в конце лета. Но вскоре обнаружатся теоретические разногласия между Гогеном и дивизионистами, а их отношения ухудшатся.

Выставка на улице Лаффит в итоге привлекла к себе так мало посетителей, что сумма, вырученная от продажи билетов, не могла покрыть всех расходов. Оставался неоплаченным ещё один счёт, предмет споров и ссор. Между участниками выставки возникла натянутость. Она усугублялась завистью, до той поры таившейся под спудом, а теперь вдруг бурно выплеснувшейся наружу в связи со статьёй Фенеона в журнале «Вог».

Фенеон осмелился сказать, что дивизионизм находится в авангарде движения импрессионизма, и это вызвало возмущение как Гийомена, так и Гогена. «Гийомен тихонько меня ненавидит», — написал Сёра Синьяку, уехавшему в Лез-Андели. Однажды вечером, в середине июня, Сёра повстречал в пивной Ветцеля на улице Обер Гийомена, который с негодованием упрекнул его в том, что он «ведёт себя как Раффаэлли» (Раффаэлли, протеже Дега, любил теоретизировать; за два года до этого он опубликовал фрагменты «Философии современного искусства»). Фенеон причислил Дюбуа-Пилье к новаторам, поэтому рассерженный Гийомен бросил своему младшему товарищу: «Ни Дюбуа-Пилье, ни вы, ни Синьяк не являетесь авангардом импрессионизма». Так, значит, им были старшие?! «Очевидно, надо уважать возраст, — комментировал Сёра. — Я поскорее замолчал и уткнулся в газету… Гийомена, наверное, завёл Гоген, он это умеет».

13 июня вышла статья Фенеона; выставка закрылась 15-го; 16 июня художники сняли со стен свои картины и расстались друг с другом, «вернее, разбежались во все стороны, как трусы», — писал Сёра. Для последней в ряду выставок, которые в течение двенадцати лет служили вехами в истории импрессионизма, такой финал, разумеется, был печальным, но в то же время и достаточно символичным. Через два дня, 18 июня, произошло событие — вернее, недоразумение, -из-за которого художники окончательно разошлись.

В ту пятницу, вечером 18-го числа, Сёра узнал от Писсарро в кафе «Новые Афины», что Гоген проник в мастерскую Синьяка, чтобы порисовать, и собирался вернуться туда на другой день. Этот «поступок» взволновал обоих; они действительно не знали, что Гогену такую возможность любезно предоставил сам Синьяк. Писсарро, и так уже настороженно относившийся к Гогену, считал, что тот позволил себе «бесцеремонность матроса». В субботу Сёра предупредил об этом Синьяка и дал распоряжение консьержу своего друга никого не пускать в его мастерскую. Взбешённый Гоген направил Синьяку ядовитое письмо: «Я человек невоспитанный и неделикатный; вы поистине проявили редкую доброту, приняв с моей стороны подобную бесцеремонность