Поль Гоген. Таити.
Поль Гоген. Таити.
Поль Гоген
Эпизоды из жизни: Таити
Поль Гоген в домашнем электронном музее
(100 электронных альбомов великих художников,
включая импрессионистов)
Поль Гоген: коллекция
Поль Гоген: литература
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
«…Перед отъездом на Таити Гоген решил съездить в Копенгаген и повидать жену и детей.
Волосы Метты начали седеть. Время бежит быстро. Прошло почти шесть лет с тех пор, как Гоген в 1885 году уехал из Копенгагена. Маленький Пола был тогда крошкой — теперь ему семь лет, Эмилю шестнадцать с половиной, Алине четырнадцать, Кловису около двенадцати, Жану десять…
Дети молча смотрят на Гогена. На этого чужака, которого называют их отцом, — его облик, повадки, речь кажутся им странными. Самые младшие, кроме «здравствуй», не знают по-французски ни слова.
Художник приехал в Копенгаген утром 7 марта. Метта встречала его на вокзале вместе с Эмилем и Алиной.
Приезд мужа нарушил покой датчанки. После их последней встречи, перед отъездом Гогена в Панаму, Метта полностью ушла в свою собственную жизнь. Она безоговорочно вычеркнула из него Гогена. «Я так редко пишу ему, а думаю о нем еще реже». И вот Поль должен был приехать. Она заранее испытывала смятение. Метта мечтала только об одном, чтобы недельное пребывание Гогена в Копенгагене кончилось как можно скорее и прошло спокойно.
Гоген остановился в гостинице. Он догадывался обо всем, что говорилось на его счет в семье Гад — он читал это в глазах своих детей. Их отец «психопат», «преступный эгоист», впоследствии им придется за него «краснеть».
Художник катался по городу в ландо с Эмилем и Алиной. Только с этими двумя своими старшими детьми Гоген и мог разговаривать, хотя и они объяснялись на ломаном французском языке. Остальные, как он опасался, стали датчанами — даже Кловис, его любимый Кловис. Не питая склонности к учению, мальчик бросил школу и поступил на фабрику учиться кузнечному ремеслу; домой он возвращался только к вечеру.
Гогена больше всего тянуло к дочери. Алина, с ее длинными светлыми косами, бледной кожей и голубыми мечтательными глазами, была на редкость хорошенькой, несмотря на переходный возраст. Она все больше походила на отца, физически и морально. Гоген чувствовал, что из всех его детей она одна страдает оттого, что он живет вдали и что его бранит материнская родня. «Когда-нибудь я стану твоей женой», — сказала она отцу. Художник растроганно улыбнулся наивным словам невинной девочки. Впоследствии в своем таитянском одиночестве он время от времени будет вспоминать об этих словах — простодушном выражении любви…
Гоген вернулся в Париж. Семью он повидал. Больше ничто не удерживало его в Европе. И теперь он торопился скорее уехать.
Друзья всячески старались устранить с его пути все препятствия. 15 марта по их совету он написал письмо в Департамент народного просвещения и изящных искусств с просьбой, чтобы ему поручили на Таити миссию, аналогичную той, которая была поручена художнику Демулену на Дальнем Востоке. Миссия эта не оплачивалась, но могла облегчить Гогену на островах отношения с властями и позволила бы ему получить скидку на билет в Управлении пассажирского пароходства.
Все устраивалось и налаживалось с легкостью, к какой Гоген не привык. Гоген добился всего, чего хотел. 28 марта он возьмет билет в Управлении пароходства и 1 апреля на пароходе «Океания» выедет из Марселя в свой «рай» на Тихом океане. Мечта, которая с детства влекла Поля к его судьбе, воплощалась в жизнь.
10 июня 1891 года Гоген прибыл на Таити и обосновался в европейской колонии в Папеэте. Сразу же по приезде он попросил аудиенции у губернатора Лакаскада, уроженца Мартиники, продемонстрировал ему свой мандат, статьи Мирбо, рекомендательные письма. Лакаскад принял художника «как важное лицо». Гоген был чрезвычайно польщен. Он был польщен и уважением, с которым его повсюду встречали. Местная чиновная знать приглашала его к обеду, к нему обращались с просьбой написать портрет. На Таити ни одна живая душа не знала, что на самом деле представляет собой Гоген как художник и как человек, но Гоген, всегда легко воодушевлявшийся, в своей наивности ни минуты не сомневался, что все эти любезности обращены именно к нему.
Гоген решил, что найдет здесь заказчиков. Он снял хижину возле собора, на краю города, в квартале, прилепившемся к горе. Но вскоре остров Таити его разочаровал. Недоразумение, на основе которого вначале сложились отношения Гогена с белыми, быстро рассеялось. В среде поселенцев, чиновников, коммерсантов, которая отличалась — это подтверждали все, кому случалось побывать на Таити, — удручающей посредственностью, «усугубленной колониальным снобизмом, которому присуща детская, гротескная, почти карикатурная подражательность», он вновь обрел ту Европу, от которой он надеялся «освободиться». Он надеялся убежать от «царства золота», а в Папеэте он нашел то же поклонение золотому тельцу. Ценность человека определялась здесь его богатством. Вдобавок жизнь в Папеэте была очень дорогой, для Гогена дорога тем более, что, вопреки его надеждам, он не мог питаться добычей охоты: если не считать крыс и нескольких бродящих на свободе свиней, на острове не было никакой дичи. Винчестер и запас патронов, которые он привез на Таити, оказались здесь совершенно бесполезными. Само собой, не было больше и речи о писании портретов. Пусть не рассчитывают, что Гоген станет «малевать картинки», пеередающие поверхностное сходство. И по Папеэте пополз слушок: похоже, что этот Гоген «маа-маа»
