You Are Here: Home » Художники » Пьер Огюст Ренуар. Письма к Дюран-Рюэлю

Пьер Огюст Ренуар. Письма к Дюран-Рюэлю

. На ней собираются экспонировать мои картины, но так как меня самого там не будет, я поручаю Вам представлять мои интересы, хотя мне совершенно непонятно в чём они заключаются. Думаю, что самое лучшее для меня было бы устроить выставку у Вас, но сейчас ни на что не могу решиться. В сущности, я сам не знаю, чему отдать предпочтение. Картин ведь так много! Прошу Вас об одном — сходите посмотреть портрет г-жи Шарпантье с детьми и решите, можно ли его выставить у Вас или на Выставке столетия, если, конечно, г-жа Шарпантье согласится его одолжить. Но если ей это не приятно, не настаивайте. Главное, о чём я прошу, — это сообщить мне Ваше мнение о качестве вещи. Я сам не знаю, хороша она или плоха. У меня есть также «Женщина с чашкой кофе». Обо всём этом мы поговорим потом, а сейчас лишь прошу внести ясность в этот вопрос. Как Вы скажете, так я и поступлю.


Что касается картины для Лиможа, то я написал мэру с просьбой сообщить Вам, куда её послать. Думаю, он это сделает. Как только прибудет его письмо, Вам останется лишь отправить его. Я не желаю, чтобы вещь таскали с места на место — из мэрии в музей и обратно.


Завтра сюда должна приехать моя жена. С её помощью я устроюсь быстро. Погода всё время мерзкая. Скоро напишу ещё. Заранее благодарю за отправку портрета.


Я в рабочем настроении и надеюсь, что как только устроюсь, сумею многое сделать.


 


Ле Канне
9 марта 1902 г.


Дорогой Дюран-Рюэль,


Получил Ваше письмо и от всего сердца благодарю Вас за согласие заняться помещением моих денег. Здоровье моё — ни то ни сё: оно всегда примерно одинаковое. Альбер Андре действительно очень мил, и сейчас, когда тепло и погода великолепная, мы живём в полной безмятежности. Устроился я замечательно и думаю, что привезу что-нибудь интересное, хотя работать мне очень трудно. Что касается выставки, то, как мне кажется, у Вас уже есть всё, что нужно. Тем не менее по возвращении я хотел бы дать Вам ещё кое-какие картины, не новые, конечно, поскольку полотна никому ничего не говорят, пока не просохнут, но, по крайней мере годичной давности.


Предпочту, однако, чтобы Вы ограничились тем, что у Вас есть: там много такого, чего публика совсем или почти не видела. Кроме того, на мой взгляд, нам гораздо важнее устраивать небольшие выставки, где показывают немного картин. Мне думается, что выставляя слишком много больших фигур, мы создаём у зрителя впечатление, что писать их легко, и они перестают казаться ему редкостью. В этом обычно упрекают импрессионистов, которые выставляются слишком часто. Можно подумать, что они пекут картины как блины. А это производит или позднее произведёт очень дурное впечатление.


Вы видели мой большой вид Лувесьенна, торс, написанный два года тому назад в Маганьоске, и ещё всякую всячину, которой, по-моему, вполне достаточно.


Буду Вам признателен, если Вы пришлёте мне тысячу франков, но с этим дело терпит. Нельзя медлить с другим — с этими чёртовыми страховками «Фемиды» и «Севера», о которых я вечно забываю. Вы, вероятно, уже получили мою телеграмму по этому поводу, и я рассчитываю, что Вы любезно поможете мне расплатиться.


 


Бурбон-ле-Бен
21 августа 1904 г.


Дорогой Дюран-Рюэль,


…Кажется, я попал туда, куда нужно: я вижусь здесь с целой уймой людей, и все они довольны. Как только действие здешних вод хотя бы слегка скажется на мне, сразу же дам Вам знать.


Что касается Осенней выставки, то выставок, по-моему, и без того слишком много; не следует их поощрять. Тем не менее я подумаю — я ведь ничего не теряю. Напишите мне в следующий раз, на какое время она намечается, и я дам Вам ответ.



Эссуа
18 сентября 1904 г.


Насчёт выставки поступайте, как знаете. Это самое разумное, что я могу сказать. Сам я не могу и не хочу ни во что вмешиваться. Мне трудно даже пошевелиться, и я думаю, что с живописью покончено. Больше мне уже ничего не сделать. Вы понимаете, что в таких обстоятельствах мне уже ничего не интересует…


Дружески Ваш Ренуар


 


Париж
19 октября 1904 г.


Дорогой господин Дюран-Рюэль,


Не понимаю, чем не доволен этот милый Франц Журден. Мне спрашивают, почему, нигде не выставляясь, я всё-таки решил участвовать в Осенней выставке. Я отвечаю, что не выставляюсь, когда меня не приглашают, но что я отнюдь не склонен из принципа прятать от публики свои картины, когда у меня любезно осведомляются, не хочу ли я выставиться. Я согласился участвовать в Осенней выставке, потому, что доверяю её устраителям. Я добавлю, что, будучи тяжело болен и находясь в Бурбон-ле-Бен, я попросил Вашего отца заняться ею. Я очень рад, что поступил именно так, все тоже довольны. Люди, которых мне удалось повидать, находят, что выставка очень интересна и — что бывает гораздо реже, — устроена со вкусом. Это несомненный успех. Чего ещё желать? Ввиду слишком большого числа выставок я боялся провала. Но коль скоро я ошибся — тем лучше.


Хотел бы лично съездить поздравить Франца Журдена, но я прикован к своей комнате и вынужден ограничиваться тем, что мне расскажут, а это не так уж весело. Так-то!


 


Кань
24 марта 1908 г.


Дорогой Дюран-Рюэль,


Не знаю, следует ли мне принять этот почётный титул и стать членом Брюссельского Королевского общества? Я с удовольствием согласился бы, если бы полагал, что это поможет Вам продать хоть одну лишнюю картину, но я в это не верю, хотя, может быть и напрасно. Не хочу Вас обескураживать, но нам неизбежно предстоит пережить тяжёлый и долгий кризис — следствие слишком частых выставок, которые приведут к тому, что публике скоро надоест живопись. Не знаю, когда наступит этот крах — завтра или через десять лет, но он наступит. Чересчур стало много картин, не имеющих никакой художественной ценности. Ни Вы, ни я ничего тут поделать не можем. Самое разумное

Страниц: 1 2 3

Scroll to top